Чувства
Добавлено: 19 янв 2019, 14:34
- Ну почему он так со мной?
Она свернула за угол, и вечернее солнце, припекавшее ей спину, скрылось за тенью одноэтажных домов и построек. Августовский погожий день близился к завершению, но до захода солнца еще было время. Легкий ветер едва заметно играл с листвой деревьев. Облака мало-помалу начали принимать розовый оттенок. Но вся эта вечерняя гармония, располагавшая к чему-то лирическому или романтическому, никак не соответствовала тому, что творилось у неё на душе.
- Нет, ну надо, а? Взять и испортить мне пятницу… Да ещё в такой классный вечер. Променять меня на этих пацанов! Видите ли, он договорился заранее. А я? У всех моих подруг сегодня планы на вечер, и мне придется сидеть одной дома.
Калитка, слегка скрипнув, податливо открылась, и Дарья вошла во двор. Слегка споткнувшись о ступеньку, и пробормотав при этом что-то себе под нос, она уже начала подниматься по лестнице в дом. Взгляд привычным движением глаз скользнул по двору. И вдруг раскаты её искреннего переливистого смеха взорвали вечернюю тишину, да так, что пара голубей, сидевших на проводах, сорвалась с места, и скрылась за соседним домом. В тени дерева стоял её дед и очищал какой-то палочкой лопату от земли. Сквозь листву дерева пробивался яркий солнечный луч, и аккурат по касательной проходил над старческой лысиной, на которой еще остались несколько волос, постоянно торчащих в разные стороны. Солнце светило в сторону Даши, и скользило ему по макушке, хотя и голова, и сам он были в тени, и те самые волосинки над лысиной очень ярко светились. При этом дед напоминал какого-то старого и доброго мультяшного героя. Внучка живо развернулась, и, сбежав вниз по лестнице, в несколько шагов оказалась возле деда. А он, обернувшись на её смех, уже улыбался в ответ, сощурив глаза и растянув рот.
- Дедуль, ты не представляешь, как светится твоя лысина!
- Да? Ну и хорошо. Вон как она тебя развеселила. А то пришла, понимаешь, хуже грозовой тучи, чуть не испортив такую хорошую погоду. У тебя что-то случилось?
- Да это личное. Не хочется рассказывать, – и улыбка сошла с её лица.
- Ну, не хочешь – не рассказывай, - и он вновь повернулся к своей лопате.
- Дедуль, ну вот что ты за человек такой? А? Другие бы сразу начали выпытывать что и как, а ты преспокойно отвернулся, и как ни в чём не бывало, продолжаешь заниматься своими делами. Если б я тебя не знала, то подумала, что тебе всё равно, и, возможно, даже обиделась бы.
- Н-н-да, с этим я ничего не могу поделать. Люди любят, чтобы их жалели и уговаривали. Но я ведь спросил у тебя, что случилось, и, учитывая твой возраст, прекрасно понимаю, что могут быть ситуации, о которых тебе действительно не захочется говорить. Я спросил. Ты ответила. Зачем надоедать?
- Знаю, знаю. Это я так просто, потому что у меня плохое настроение.
Старик не повернулся, и ничего не ответил, а она поняла, что он, как и всегда, не будет ничего выпытывать, но ей хотелось с кем-то поделиться. Притом, она всегда любила беседовать с дедом, вот только вывести его на разговор получалось далеко не всегда. Дедушка был не особо разговорчив, а многие, кто его знал, вообще считали старика «не от мира сего». Некоторые даже крутили пальцем у виска, когда речь заходила о нём.
- В общем, я сильно поругалась со своим парнем.
Старческая рука на мгновенье застыла, но затем продолжила ритмичные движения. Любой другой человек даже не придал бы этому значения, но внучка хорошо знала деда. Его тронуло. Разговор будет. И в подтверждение этого через несколько секунд старик медленно повернул голову, и исподлобья на пару секунд заглянул в глаза любимой внучки. О, как же она всегда боялась такого взгляда. Нет, он не был ни страшным, ни злым, ни осуждающим, ни чем-то подобным. В то же время, в нём не было веселья и радости. А что же было? Ей казалось, что были одновременно грусть, вопрос и какая-то боль. Как будто он сам всё это переживал. А, главное, всё это на фоне какой-то неведомой для неё любви. Но это была не та любовь, о которой она знала, читала или испытывала сама. Эта была другая любовь. Любовь, которая может не только согревать, но и наказывать, не только ласкать, но и осуждать, не только потакать, но и принуждать. Любовь справедливая, но при этом, несомненно - Любовь. Любовь, которую невозможно описать и невозможно почувствовать, но которую можно ощутить мурашками по своей коже. Всем телом, всей душой. Казалось бы, если это любовь, то чего ж тут бояться? Но это был и не страх как таковой. Просто, чувствуя не себе этот взгляд, ей хотелось исчезнуть, скрыться, провалиться сквозь землю. И она сама не знала почему. Но с другой стороны, в присутствии деда ей всегда хотелось что-то делать, действовать, творить. Он без слов заряжал энергией, истребляя состояние полудрёмы. Но так было не со всеми. Одних он вводил в благоговейный трепет и порождал желание творить добро на благо других людей, а других, наоборот, злил, и вынуждал за глаза обзывать себя старым дураком, выродком, уродом, идиотом и тому подобными словами. Даша не понимала, почему так происходило, ведь он никогда никому ничего не сделал плохого, по крайней мере за всё то время, что она его знала.
Дед никогда не смотрел в глаза долго. Так было и сейчас. Матвей быстро отвёл глаза в сторону, но через мгновение вновь стрельнул ими в сторону внучки. Это был уже совершенно другой взгляд. Детское озорство искрилось сквозь узкие щёлки хитрых смеющихся глаз. Он перевернул очищенную лопату черенком вверх, поставил её на землю, опёрся на верхушку черенка двумя ладонями, свесив локти вниз, слегка наклонил голову направо, и, приподняв левую бровь, спросил:
Она свернула за угол, и вечернее солнце, припекавшее ей спину, скрылось за тенью одноэтажных домов и построек. Августовский погожий день близился к завершению, но до захода солнца еще было время. Легкий ветер едва заметно играл с листвой деревьев. Облака мало-помалу начали принимать розовый оттенок. Но вся эта вечерняя гармония, располагавшая к чему-то лирическому или романтическому, никак не соответствовала тому, что творилось у неё на душе.
- Нет, ну надо, а? Взять и испортить мне пятницу… Да ещё в такой классный вечер. Променять меня на этих пацанов! Видите ли, он договорился заранее. А я? У всех моих подруг сегодня планы на вечер, и мне придется сидеть одной дома.
Калитка, слегка скрипнув, податливо открылась, и Дарья вошла во двор. Слегка споткнувшись о ступеньку, и пробормотав при этом что-то себе под нос, она уже начала подниматься по лестнице в дом. Взгляд привычным движением глаз скользнул по двору. И вдруг раскаты её искреннего переливистого смеха взорвали вечернюю тишину, да так, что пара голубей, сидевших на проводах, сорвалась с места, и скрылась за соседним домом. В тени дерева стоял её дед и очищал какой-то палочкой лопату от земли. Сквозь листву дерева пробивался яркий солнечный луч, и аккурат по касательной проходил над старческой лысиной, на которой еще остались несколько волос, постоянно торчащих в разные стороны. Солнце светило в сторону Даши, и скользило ему по макушке, хотя и голова, и сам он были в тени, и те самые волосинки над лысиной очень ярко светились. При этом дед напоминал какого-то старого и доброго мультяшного героя. Внучка живо развернулась, и, сбежав вниз по лестнице, в несколько шагов оказалась возле деда. А он, обернувшись на её смех, уже улыбался в ответ, сощурив глаза и растянув рот.
- Дедуль, ты не представляешь, как светится твоя лысина!
- Да? Ну и хорошо. Вон как она тебя развеселила. А то пришла, понимаешь, хуже грозовой тучи, чуть не испортив такую хорошую погоду. У тебя что-то случилось?
- Да это личное. Не хочется рассказывать, – и улыбка сошла с её лица.
- Ну, не хочешь – не рассказывай, - и он вновь повернулся к своей лопате.
- Дедуль, ну вот что ты за человек такой? А? Другие бы сразу начали выпытывать что и как, а ты преспокойно отвернулся, и как ни в чём не бывало, продолжаешь заниматься своими делами. Если б я тебя не знала, то подумала, что тебе всё равно, и, возможно, даже обиделась бы.
- Н-н-да, с этим я ничего не могу поделать. Люди любят, чтобы их жалели и уговаривали. Но я ведь спросил у тебя, что случилось, и, учитывая твой возраст, прекрасно понимаю, что могут быть ситуации, о которых тебе действительно не захочется говорить. Я спросил. Ты ответила. Зачем надоедать?
- Знаю, знаю. Это я так просто, потому что у меня плохое настроение.
Старик не повернулся, и ничего не ответил, а она поняла, что он, как и всегда, не будет ничего выпытывать, но ей хотелось с кем-то поделиться. Притом, она всегда любила беседовать с дедом, вот только вывести его на разговор получалось далеко не всегда. Дедушка был не особо разговорчив, а многие, кто его знал, вообще считали старика «не от мира сего». Некоторые даже крутили пальцем у виска, когда речь заходила о нём.
- В общем, я сильно поругалась со своим парнем.
Старческая рука на мгновенье застыла, но затем продолжила ритмичные движения. Любой другой человек даже не придал бы этому значения, но внучка хорошо знала деда. Его тронуло. Разговор будет. И в подтверждение этого через несколько секунд старик медленно повернул голову, и исподлобья на пару секунд заглянул в глаза любимой внучки. О, как же она всегда боялась такого взгляда. Нет, он не был ни страшным, ни злым, ни осуждающим, ни чем-то подобным. В то же время, в нём не было веселья и радости. А что же было? Ей казалось, что были одновременно грусть, вопрос и какая-то боль. Как будто он сам всё это переживал. А, главное, всё это на фоне какой-то неведомой для неё любви. Но это была не та любовь, о которой она знала, читала или испытывала сама. Эта была другая любовь. Любовь, которая может не только согревать, но и наказывать, не только ласкать, но и осуждать, не только потакать, но и принуждать. Любовь справедливая, но при этом, несомненно - Любовь. Любовь, которую невозможно описать и невозможно почувствовать, но которую можно ощутить мурашками по своей коже. Всем телом, всей душой. Казалось бы, если это любовь, то чего ж тут бояться? Но это был и не страх как таковой. Просто, чувствуя не себе этот взгляд, ей хотелось исчезнуть, скрыться, провалиться сквозь землю. И она сама не знала почему. Но с другой стороны, в присутствии деда ей всегда хотелось что-то делать, действовать, творить. Он без слов заряжал энергией, истребляя состояние полудрёмы. Но так было не со всеми. Одних он вводил в благоговейный трепет и порождал желание творить добро на благо других людей, а других, наоборот, злил, и вынуждал за глаза обзывать себя старым дураком, выродком, уродом, идиотом и тому подобными словами. Даша не понимала, почему так происходило, ведь он никогда никому ничего не сделал плохого, по крайней мере за всё то время, что она его знала.
Дед никогда не смотрел в глаза долго. Так было и сейчас. Матвей быстро отвёл глаза в сторону, но через мгновение вновь стрельнул ими в сторону внучки. Это был уже совершенно другой взгляд. Детское озорство искрилось сквозь узкие щёлки хитрых смеющихся глаз. Он перевернул очищенную лопату черенком вверх, поставил её на землю, опёрся на верхушку черенка двумя ладонями, свесив локти вниз, слегка наклонил голову направо, и, приподняв левую бровь, спросил: